ЛЮБОВЬ
Недоступная для отдельного мышления истина
доступна только совокупности мышлений, связанных любовью…
А.С. Хомяков
Я не случайно разделил эту главу со следующей («Семья»), потому что речь идет о совершенно разных вещах. В силу того, что христианско–ветхозаветные правила морали глубоко вжились в наши представления о жизненном устройстве, многие относят в сознании все то, что связано с отношениями полов, в единую сферу – семьи и брака. Раз любовь между мужчиной и женщиной связана с актом продолжения рода, а продолжение рода обусловливает семейные традиции, то, стало быть, и любовь неразрывно связана с браком.
Таков логический подход – но реальность не всегда соответственна логике.
– Ты к чему ведешь?! – «скажут люди». – Не хочешь ли сказать, что любовь и — брак, семья – разные по сути вещи; щас вот ты начнешь, как все эти романисты – что любить надо одних, а жениться на других?
Да нет, бывают и исключения. И. конечно, хочется, чтобы «совпадали предмет любви и предмет брака». Но… Ведь это даже математически более вероятно: как много чувств и желаний, благодаря которым есть смысл создавать семью: желание продолжения рода, желание материального благополучия, желание сексуального благополучия, тщеславие, гордость, желание власти и пр., и любовь (хотя это огромный комплекс чувств и желаний) – только одно из них. Даже если бы действительно необходимо следовало бы создавать семью по любви, и то: насколько все это встречается чаще, чем любовь, настолько и больше вероятность создания семьи на основе этих желаний.
И создают.
А любовь – это далеко не «брак».
«Свадьба» же (сводьба) – это какое–то нагромождение постановочных обрядов, в наше время только напрягающее всех участников действа и не имеющее никакого отношения не только к любви духовной, но и вообще к телесному соединению мужчины и женщины. Ни физиологической, ни духовной пользы от «сводьбы» нет – это коммерческое предприятие. Вокруг этой обрядности кормятся всяческие организации, как и вокруг другого «коммерческого» события – похорон. Не случайно регистрацией «брака» и смерти занимается одно и то же предприятие. А потому что это государственные дела. В случае смерти государство фиксирует утрату производительной силы, при другом – перераспределение имущества. Я лично не хочу участвовать ни в первом, ни во втором событии. Однако первого мне не избежать, а без второго я все же постараюсь обойтись.
Достаточно уже того, что любовь бывает не только половой; чувства же, свойственные любви – привязанность, самопожертвование, бескорыстие, восхищение красотой, силой характера и прочие – свойственны любви к другу, к брату, к родителям, вообще к человеку. “Возлюби ближнего своего, как самого себя” – как странно, что об этих словах, всеобъемлющих в отношении комплекса чувств, составляющих любовь, никто сейчас не вспоминает в полной мере. А о чем вспоминаем–то? «Любовь» теперь у нас все равно что «клубничка», «розовенькое». Поскольку сексуальные чувства до недавней поры были официально как бы “вне закона”, именно вне христианского религиозного закона, а сейчас «амнистированы» и выплескиваются на свободу, то ими–то и полон наш комплекс представлений о любви. У нас, в России, как всегда, еще – «плюс семьдесят», или, точнее, «минус семьдесят» (годков; экспериментальное время между двумя вполне понятными общественными структурами). Запретный плод сладок; поскольку большая часть человечества столько ограничивалась сексуальными запретами, – мы еще долго будем наслаждаться свободой, разрешенностью сексуальности. И пошлость, появляющаяся везде, где присутствует интерес большого числа людей, захватила сексуальную сферу чувственности; и при том смаке, который сопутствует всякому описанию отношений полов, она – хозяйка обстановки. В современном «интеллектуальном обществе» настолько утрачено понятие любви, что это слово по тексту значительно чаще означает извращение, чем какое–либо упоминание о духовной близости. Не читайте книг – читайте модные журналы, блоги, интернетные новости, смотрите телевизор, слушайте разговоры молодых людей; и слово «любовь» будет вызывать у вас либо желание усмехнуться, либо неудобство и желание перейти к другой, более уместной теме.
Постараемся хотя бы ненадолго абстрагироваться от такого представления. Вообще, развращенность чувств рано или поздно приводит к развращенности ума. Если вы хотя бы частично принимаете мои рассуждения о чувствах и разуме, то представляете себе и их связь в нашей личности в единый комплекс. Если не контролировать одну из его составляющих; «запустить» ее, – то всё, в большей или меньшей степени трансформируется вслед за ее изменением. Это и есть нарушение жизненной гармонии…
Вернемся к фразе Сына Божьего, составляющей, наряду с “Чаю Воскресения мертвых”, суть и основу христианства. “Как самого себя” – не ясно ли, что в этой фразе говорится о кратчайшем и наиболее доступном пути познания – сопоставлении другой личности, другой индивидуальности со своей индивидуальностью и познании чувств другого на основе собственных чувств!
В молитвах мы обращаемся к Богу: «… яко благ и Человеколюбец», и в этом слове есть и «человек», и «любовь». Мы подразумеваем за Богом качество, чувство, свойственное и нам, людям. Мы верим в Его любовь к нам; и говоря эти слова, мы представляем с Его стороны чувства, которые сродни и нашей любви. (Точнее сказать – которым сродни наша земная любовь). Такова ли эта любовь в нашей повседневности – не столь важно для нашего рассуждения; мы не будем сейчас обсуждать это; важно то, что это чувство объединяет нас с Богом.
Вл. Соловьев в книге "Смысл любви" противопоставлял любовь желанию продолжения рода. Достаточно уже таких доказательств различности любви и стремления к размножению: во–первых, в живой природе продолжение рода возможно и естественно без всяких признаков любви; во–вторых, сила половой любви и размножения в природе находятся в обратной пропорциональности. Кроме того, отмечает Соловьев, если бы любовь была необходима для продолжения рода, от нее бы зависели качества потомства, чего в действительности не наблюдается. Не буду останавливаться на других деталях этого произведения; его лучше прочитать в оригинале.
Современные биологические исследования довольно четко разделяют эмоции, связанные с половым размножением и разными видами взаимодействия особей: совместным, стайным, семейным. По сути говоря, совершенствование разных видов эмоций «низкоранговых» существ по мере их интеллектуального развития может дать разные виды любви. Насчет человека – практические научно обоснованные выводы уже недалеки. Они бывают неожиданными и, условно говоря, жутковатыми. Например, некоторые биологи уже практически уверены в том, что такое альтруизм (то есть, применительно к человеку, в высшей степени развития определенного рода эмоций – любовь к ближнему), — это биологический механизм селекции наиболее выживаемых в данных условиях особей.
Что касается индивидуальности человека, то она растворяется в роде, а в любви – совершенствуется.
Любовь есть стремление высших чувств к духовно возвышенному предмету. Инстинкт продолжения рода, как бы он ни был важен, – влечет за собой другие чувства, взаимосвязанные с желанием продолжить род; и хотя бы мы и возвышали в нашем сознании человека, к которому они обращены – эти чувства не есть еще любовь.
Слово «предмет» – это я не очень–то удачно «воткнул». Зощенко бы порадовался. Любовь нужно отличать от стремления к вещи, желания иметь вещь или заниматься какой–либо деятельностью. В современном русском языке, к сожалению, словом «любовь» часто обозначаются понятия «любовь» и «желание», «влечение», «приязнь». К примеру, в английском языке имеется различение понятий “love” и “desire”, соответствующих нашим: “любовь” и “желание”, во французском: “l'amour” и “le desir», в немецком: “die Liebe» и “den Wunsch». Есть и такое различение: « любить» и «нравиться» (соответственно: to like; plaire; zu gefallen). В греческом – три понятия: агапэ (любовь духовная), филис (любовь душевная), эрос (телесная, плотская). У нас и здесь и там – «люблю Татьяну», «люблю яблочный пирог». О чем это может говорить? не то – слишком ли мы все принимаем близко к сердцу, к душе? не то – не различаем мы стремление к вещи и стремление к человеку?
Но, по–видимому, «люблю ее (его)» и «люблю это» – действительно сходные понятия. И объединяет то и другое сознание себя, своей индивидуальности. «Я люблю себя в ней (в нем), свое отношение, приязнь к ней (к нему) и – я люблю свое отношение, свою приязнь, причастность к этому, свою потребность этого» – вот это сходство. Но: Я люблю свои чувства к ней, ее похожесть на меня и на то, что я хочу в ней видеть; ее ответное стремление ко мне, ее красоту, которую я вижу, ее речь, слышимую мною, и тому подобное. А по отношению к вещи или делу – всё то, что мы можем называть в этой части «любовью» – несравнимо ниже; настолько ниже, насколько вещь, предмет, дело лишены индивидуальности, человечности, человеческого подобия. Когда мы осознаем, что нет, по сути, всепоглощающего, преобладающего стремления к вещи или делу, занятию – мы говорим: это мне нравится. Ну, в смысле, "неплохо". Но когда мы чувствуем, что «без этого мне не обойтись», что желание обладать этой вещью, иметь эту вещь, заниматься этим делом – наполненяет все наше существо, вот тогда мы говорим – «люблю». (А вот потом, «по инерции», идет «яблочный пирог»). Но то же самое можно сказать и в отношении «понравившегося» человека. Что из этого можно вывести? Любовь – это тоже комплекс чувств, и, лишив этот комплекс некоей составляющей, принизив его, приземлив, можно применить не к человеку, а к вещи, явлению. Так чего же нужно лишить любовь, чтобы «опустить» ее таким образом?
Того, чем наше отношение к человеку (да не просто к «общепринятому» человеку, а к любимому человеку) отличается от отношения к вещи, явлению. Отношение к вещи можно описать, охарактеризовать, «распространить на общество и социальные группы» – а отношение человека к человеку индивидуально и ни на что другое не может быть распространимо.
Любовь свойственна только высшему; это комплекс чувств, свойственных лишь Богу и человеку. Не надо искать любви во внечеловеческой природе, там ее нет. Хотя… Можно искать зачатки, подобия, изучать тот биологический механизм, откуда любовь происходит. «Не запрещено». А благодаря науке – становится всё понятнее, откуда что «физиологически» трансформировалось.
Желание продолжения рода также, теоретически, может развиться до любви к продолжению рода. Но – понятие продолжения рода не есть понятие любви.
По мере совершенствования сознания, развития общества – инстинктивное желание продолжения рода все больше уступает место разумному сознанию этой необходимости; а любовь для нашего понимания остается любовью. Институт семьи, рождения, воспитания изменяется вместе с историческим процессом, а любовь неизменна. Желание продолжения рода "украшается в цвета эпохи" – любовь ничем не украсить, она – как солнечный свет, включает в себя все цвета. Желание продолжения рода – трансформируется в сознании, мистифицируется, подвергается изменениям политикой и государством, ограничивается, поощряется, направляется в нужный поток, а можно ли что–то подобное произвести с любовью?
Все сказанное выше биолог подвергнет сомнению. Но ни историк (за историческое время отношение людей к любви и ее представление в художественных произведениях неизменно), ни обычный человек принципиально спорить со мной не будет. А как изменится любовь со временем – этого пока предсказать не возможно. Если принципиально изменится чувственная среда человека – изменится. Если нет, то нет. Скорее это зависит от желания человечества в целом, ведь оно само строит свое будущее.
Мне запомнилось интервью известного актера Федорова, карлика; поразительны были его мысли – продолжение соловьевских рассуждений человеком с маленьким уродливом телом и большой красивой душой. Он говорил о том, как природа вообще борется со всем, что «пугает» её возможностью прекращения рода. Она отдаляет это от себя. Для карлика, больного, гения, мыслителя — один путь судьбы – отдаление от других людей, одиночество. Так же и для любящих людей – когда исчезает объект любви, его замещает одиночество. Чувства не находят больше своего объекта. Они оборваны, как корни подкопанного дерева. К другому объекту они не применимы. В душевной пустоте, образовавшейся после потери, повисает недоумение: куда это всё теперь? зачем это мне теперь? Новая любовь — да, прийти может — но, возможно, больше не прийдет.
Человек «бесчувственный» не есть человек одинокий; он найдет «дело», «компанию», для него это проще. Одиночество – это когда чувства, желания не реализованы «вовне». Никому, кроме тебя, не нужны. Чувственный человек, наоборот, более одинок – ведь чем больше чувств, тем труднее их передать другим.
Есть три пути отдаленного уподобления человека Богу. Первый путь – творчество. Второй, ошибочный и тщеславный; пародия на Бога – это подчинение себе подобных (начальник, командир), а в особенности подчинение «менее развитых» живых существ, — собаки, например. Вот это уж подлинное удовольствие для человека. Собака не может сознательно возражать, у нее нет собственных мыслей, она, подобно ребенку, впитывает в себя то, что ты ей приказываешь, насколько она это сможет, и потом выполняет твои приказы; ты даже сам создаешь в ней подобие души, причем души — своей. Но эта пародия весьма неумела и неуклюжа. Тут, как правило и как основа, действует желание превосходства, а не создания себе подобного. Не буду пока что говорить о воспитании вообще, – но всё, сказанное о собаке, думаю, уместно отметить некоторым воспитателям, а психологи и так знают. Все мы не раз замечали, что люди, которые с умилением относятся к своим собачкам и кошечкам, часто со злобой относятся к окружающим людям. Ну, конечно же — ведь насколько сложнее с этими злобными противоречивыми существами, от которых не дождешься преданного подрагивания хвостика…
Любовь – третий путь. В любви ты учишься у Бога слиянию с людьми, а своими чувствами создаешь любовь индивидуальной, только своей.
Любовь – духовное творчество чувственного отношения к человеку. Чувственный комплекс духовности и природной сексуальности – любовь мужчины к женщине. Комплекс духовности и природного стремления к объединению в группу, стаю – любовь к друзьям. Возможно, еще значительней соотношение духовного по отношению к «природному» — в любви к родителям, к дому, к родным местам. Здесь ещё сильней преобладание индивидуальности, отражения в этом мире своего «я». Любовь дает возможность проявлять индивидуальное духовное творчество каждому. Но чтобы прийти к ней, нужно познать свои чувства. Мы опять возвращаемся всё к тому же: познай самого себя, иначе твои чувства останутся непонятными для тебя и непонятыми другими.
Познав любовь, почувствовав любовь, как самое великое чувство, как самое Божеское чувство, мы тем самым (и только тем самым!) приобретаем возможность сделать следующий шаг в понимании: мы понимаем, что любовью может обладать и другой человек. И, понимая, что – и в нем находится всё это – всё то великое, что ты чувствуешь в себе – мы духовно объединяемся с ним. И это и есть путь к истине.
Врачи говорят: если пациент правильно объяснил, что и как у него болит – половина диагноза написана. «Чё болит–то, скажите?» – «Я, м–м.. тут ткнешь, болит, тут ткнёшь, тоже болит, везде, м–м… болит, куда ни ткнёшь…» – «Да куда Вы всё тычете–то? у Вас, уважаемый, палец сломан». Этот анекдот мне нравится; он нереален как действительность, но хорош как практический пример того, что чувство реальней логики. Нереален потому, что человек точно знает, где у него болит, и не спутает боль в пальце с болью в других частях тела — но у нас в жизни все рассуждения строятся на логических понятиях, и когда мы говорим (хоть и шутя, в данном случае) о боли, мы не замечаем реальной чувственности, не считаемся с ней. Поэтому этот анекдот «проглатывается». И о любви так же: безмерная часть рассуждений о любви «бесчувственна», и, к сожалению, не только в виде анекдотов. И тоже «проглатывается», «проходит», а это ведь такая же чушь, как и «боль в пальце».
«Золотое правило нравственности», определяющее благо, добродетель с древнейших исторических времен – «не желай ближнему своему того, чего не желаешь себе самому» – в христианстве вышло на новый этап: «возлюби ближнего своего, как самого себя». По мере своего развития, человечество пришло к теоретическому признанию любви. Возможно, любовь – это первая реально достигнутая человеком ступень, составляющая истинного Понимания. Если так, то любовь для нас – это пока всё; прочее же пока – тлен.
Творчество – это ведь «отворение», открытие мира. Творец открыл нам мир, и мы теперь пытаемся «творить», «отворять» его все больше. Потому любовь и есть духовное творчество, что она отворяет собой дальнейший путь души к Пониманию, открывает и обосновывает необходимость всеобщего Понимания и вечности души. Многое, неизмеримо многое нужно совершить на этом пути. Христианство – религия любви; наш нынешний уход от христианства в безбожие – это наша нынешняя неспособность понять любовь в полной мере. Но мы по–прежнему ищем её везде, даже формально не считаясь христианами. Этот путь может прерваться только гибелью всего человечества. И наши песни, и наша музыка, какие бы дикие формы все это ни принимало – всё это поиски на пути этого творчества. И наша живопись, от Рафаэля до Пикассо, Малевича и даже Шемякина, и скульптура, от Микеланджело и Родена до каких-нибудь Сидура и Церетели, и наша любовная эстетика, от Песни царя Соломона, через «Мастера и Маргариту» до «Playboy», жесткой порнографии и виртуального секса – все это только поиски любви. «Имеющий вместить да вместит». Человечество имеет вместить.
Любовь приходит к каждому хотя бы раз в жизни. Но не каждый способен с ней правильно обойтись. Бесчувственную душу любовь лишь уколет, не более того. Черствая, неразвитая чувственность не ощутит сути любви, она отведет любви второстепенное место в своих «жизненных интересах» и похоронит ее. Болезненная чувственность с любовью получит обострение своей болезни. Любовь тогда только может излечить болезнь души, когда она может внести упорядочение, гармонию в чувственный мир “больного”. Для этого требуется глубокое душевное понимание друг друга любящими людьми, «подстраивание» друг под друга, а не «реализация» собственной любви каждого в объекте любви. Эгоистичная, эпатированная чувственность превратит любовь в трагикомедию, фарс, и она умрет, как умирает канарейка или хомячок в руках капризного, избалованного ребенка. И каждое отклонение от «нормали» в духовном – отражается на любви, и превращает любовь в драму, в страдание. А из чего происходят все эти отклонения? Либо из незнания чужих и собственных чувств, либо из нежелания их понять, либо из неумения их понять; иногда трудно что–либо поделать: не дано.
«Чем меньше женщину мы любим…» – естественно, это правило распространяется и на мужчин. Чем меньше нас любят, тем больше мы должны стараться заслужить эту любовь. Так мы совершенствуемся, самореализуемся. Это не борьба, это параллельное возвышение чувств.
Любовь полов – как то, что считается романтически настроенными людьми поводом к браку и надеждой на вечное счастье – со временем проходит. Не надо негодовать по поводу этой фразы; не надо обманывать себя надеждой на вечность чувственного влечения, на неизменность желания, ощущения близости, обожания и обожения объекта любви – всё это проходит со временем. Испытывая глубокое чувственное влечение к другому, человек не замечает всех обстоятельств, окружающих его и объект любви. Он не хочет их замечать, они мешают ему, отвлекают от главного. Желания близости к объекту любви, слияния с ним, счастья для любимого – несравнимо сильнее и значимее всех других желаний. При частичном достижении исполнения этих желаний, снижается их значимость, интенсивность (конечно, мы подразумеваем комплекс чувств, главное в котором, упрощенно говоря, желание близости к объекту любви). После этого, с одной стороны, человек обращает внимание на другие обстоятельства, сопутствующие его повседневной жизни, а с другой стороны, эти обстоятельства тем временем назрели сами собой. Например, обнаруживаются отрицательные качества объекта любви, которые, увы, имеются у каждого. Вначале их просто игнорируют, но потом замечают всё чаще и чаще. В сфере сексуальных отношений тоже далеко не всегда всё гладко. Тут физиология, и с ней не поспоришь. Вообще, секс у человеческих особей — чрезвычайно осложнен мозговой деятельностью и часто превращает совершенно обычный для природного здоровья, необходимый и приятный процесс в страдание и трагедию. Традиции, отношения родственников, материальные обстоятельства дополняют картину. Если человек будет продолжать игнорировать эти обстоятельства, то это самообман. Если он убедил себя в том, что главное в его брачном союзе с объектом любви – тот комплекс чувств, который он испытывает в начале любви – к нему прийдет жесточайшее разочарование. Он должен будет заставлять себя отказаться от того, что он считал главным в этом союзе, от его надуманной основы. А что тогда останется? Человек должен быть готовым к такому «повороту дел».
Но эта «предварительная готовность» к снижению остроты чувств, составляющих «платформу» его любви – всё равно ничего не будет значить для него, когда он почувствует свою, только свою любовь. «Счастливы безумцы, которые осмеливаются любить, зная, что это не вечно». Но человек не любивший – это не человек. Да нет, не бывает такого человека.
Поскольку суть, основа христианства заключается в призыве любви к ближнему, как к самому себе, то любовь является «житейским идеалом» христианства. (Другое дело – как христианство реализует путь к этому идеалу!) Ну, а продолжение рода… Оно сопутствует другому идеалу, отраженному в символе веры – направленности на воссоздание человечества, — хоть и не является разрешением вопроса воскрешения личности. Но, может быть, род дан нам как этап развития, несовершенство которого будет преодолено? Или же род – это череда испытаний каждой индивидуальности смертью, предоставление каждому возможности познания небытия?
Род противоположен эстетическим стремлениям человечества. Стремление к красоте, поиск красоты снижает стремление к продолжению рода, к плодовитости. Эстетик целиком занят сферой духовного, постижением смысла красоты, поиском красоты и гармонии в природе и себе самом. Огромное количество душевной энергии он затрачивает на это. Часто именно по этой причине «на детях гениев природа отдыхает»: силы и время, отпущенные личности, не беспредельны, и либо остается мало сил на рождение и воспитание, либо – мало времени. А бывает еще – неумение воспитывать. Ведь «специалист подобен флюсу», а гений – это хоть и особого рода, но «специалист».
Гениальность, как отмечал Вайнингер, это универсальность понимания во всех сферах деятельности человека. Я скажу так: гений обладает более высокой степенью понимания, и его «специализация» – в раскрытии понимания. А источник и причина этого – в более развитой, раскрывшейся чувственности, в ярчайшей индивидуальности, созданной на её основе.
В проблеме любви и брака отражена одна из серьезнейших проблем философской мысли – противоречие между этикой и эстетикой; точнее, между этическим и эстетическим отношением к жизни. Стремление к любви, красоте, чувственное, духовное – часто находится в противоречии с правилами морали, нравственности; с традициями общества. Всегда, в любой период истории и развития общества – имеются сторонники, апологеты различных подходов к любой из проблем общества и человека; но почему-то происходит так, что каждый из этих подходов альтернативен другим и исключает компромиссы. Проблема не решается, или же находится во временном неустойчивом равновесии, движении и склонению то к одному, то к другому. Об этом мы порассуждаем в разделе «Красота чувств».
Однако человек, как второй после Бога творец во вселенной, соединил и свой род с творчеством. Ведь воспитание детей – это тоже духовное творчество. Это тоже Божий дар; и соединение рода с духовным воспитанием – это «подготовка» к совершенно другому, высшему уровню творчества.
Иногда влюбленные сравнивают друг друга с детьми – мальчик мой, девочка моя. (В американском языке, как и вообще во всем американском – узаконенное предельное упрощение – «baby”, «boyfriend”, “girlfriend”). Любимый человек ассоциируется с ребенком – вот совмещение эстетического и этического. Это трансформация стремления к продолжению рода высшего порядка, немыслимая для остальной природы.
* * *
Эгоизм, как представляется многим, – не есть любовь к себе. Любовь к себе, к своей душе, к телу, к чувствам есть в каждом из нас. А как же не любить себя? Ты и творение Божие, и сам – весь свой мир, и свой Бог; и сам должен творить себя, и стремиться к пониманию себя. Не случайно существуют понятия: себялюбие и самолюбие. Эти понятия однородны, как ни пытаются их противопоставить. Эгоизм – это отсутствие или слабая степень любви к людям, или превышение любви к себе над любовью к людям, неспособность чувственно, духовно сопоставить себя с ними. Соловьев говорит о том, что любовь “…заставляет нас действительно всем нашим существом признать за другим… центральное значение, которое, в силу эгоизма, мы ощущаем только в самих себе”; “любовь… перенесение всего нашего жизненного интереса из себя в другое…”. Я бы изменил направленность этой мысли: любовь – признание за другой личностью абсолютной ценности ее индивидуальности как комплекса ее мыслей и чувств, заслуживающих такого же отношения к ним, как к своим собственным. Не обязательно проходить в своем развитии через эгоизм, как это следует из слов Соловьева; но обязательно проходить через любовь.
Вот Галковский, при всей его гениальности, до определенного времени любви не испытал. Он говорил об этом сам, и я ему верю. И поэтому, хотя он в своем «Бесконечном тупике» проделал огромную работу в области познания чувственности, но там он ничего по–настоящему не объединил. Он разъединял, вычленял. У него в этой главной его работе нет центра, вокруг которого он смог бы объединить свои мысли. (Но его таланта достаточно на то, чтобы предоставить огромное количество материала для других, которые и должны объединять). Его провокации – осознанное или неосознанное стремление разбудить мышление и чувственность читающего. Но он добрых слов на это мало слышал. И дальше не много услышит, наверное, – ну а что хотел, «бисера метнув»? Но, похоже, теперь любовь есть и у него.
Однажды моя близкая подруга сказала про одного общего знакомого: "Посмотри, как он выглядит, как он ведет себя, как одевается. Он себя не уважает, как же он может уважать других?” Так и в любви. Известный сексолог, кажется, Шенкман, говорил, что настоящий любовник-мужчина – тот, кто пытался хоть раз представить себя женщиной. Это просто: если ты пытаешься представить себя на месте другого, и тебе это в какой–то мере удается (а это удастся, если тебе действительно духовно интересен тот, которого любишь), ты поймешь его (её) чувства хоть в какой–то мере, а если поймешь, то будешь знать, что ему (ей) хочется, и сможешь пойти навстречу. И в этом отношении, как и в любой другой сфере чувственности, человек может достигнуть наивысшего, когда он будет пытаться ставить себя на место других, – то есть, когда он будет обогащать себя чувственностью другого.
Как же я не терплю эти всякие "сексуальные меньшинства!" – признаюсь; ждал момента, чтобы это сказать; и вот, воспользовавшись тем, что некоторые могут меня неправильно понять в отношении представления себя женщиной, разовью эту тему. Как сказал генерал в известном фильме, «не скрою, ненавижу». Патологически, физиологически не люблю педерастов. И если «понимаю» и «в чем–то оправдываю» лесбиянство (иной мужчина ужасен, и общение с ним может навсегда оставить психическую травму), то гомосексуализм – это просто физиологически грязный акт, следствие только сексуального инстинкта, низкий для человеческого существа. Педерасты сейчас высоко "подняли голову", и везде, где только могут, пытаются обосновать свои особые права. Никаких прав вам на сей счет не дано ни Богом, ни природой. Сексуальный инстинкт дан вам природою для продолжения рода, а любовь, в том числе ее половая сторона, дана Богом для творчества Его подобия в себе — ну, если не Богом, то откуда-то дана возможность самосовершенствования личности. Если вы слабы духом или чувством, имеете отклонения от нормали в поведении, в чувствах и не можете их преодолеть или хотя бы это осознать, то это ваша вина, а не болезнь и не оправдание.
(Зачем «нужны» педерасты в современном обществе – это понятно; они имеют «административную поддержку» общества, которое, увы, перенаселено. Политики это понимают; это и есть дело политика и управленца – поддерживать в обществе определенные «нужные» тенденции).
«Интеллектуальные" педерасты приводят возражения, основываясь, например, на произведениях Платона, в которых именно мужская любовь представлена возвышенной; ей посвящена значительная часть древнегреческой философии и вообще античного искусства. В чем отличие античной философской мысли от современной? Древний философ, вообще античный интеллектуал – ребёнок. Он оперирует упрощенными понятиями, он придает огромное влияние мифам, символам, числам. Его понятия просты и определенны, он выстраивает из них карточные домики, умозрительные схемы. У него есть стремление к красоте, но нет опыта «обращения» с ней, нет ясного пути к пониманию красоты. Его понятия о цели и идее ещё не сформированы – их разработка только и начата Сократом и Платоном. Его самосознание идейно находится на невысокой ступени; он всё творческое, всё духовное и благое относит на волю богов. При всём этом у него все те же чувственные желания, к которым присоединились не так давно оформленные стремления духовного порядка – осознанной дружбы, уважения, добродетели, справедливости. Ему хочется сексуальной любви, но любовь к женщине далеко не всегда интеллектуальна (увы!) и всегда имеет в себе духовное непонимание, ибо психология женщины и мужчины различна. А философу, поэту, скульптору хочется того же самого отношения, ощущения красоты, мудрости, добродетели, какое он сам сформировал – и он, не обладая ясно определенным идейным различением любви сексуальной и духовной – попросту их соединяет. (Вот, тут и ученик любимый, духовная копия учителя. И — физиологический застой еще не старого мужчины, "надо что-то делать"… Ну, и…) В этом он видит гармонию чувства и разума, это он называет истинной любовью. Но всё это до тех пор, пока такого различения нет. А когда оно оформлено в сознании, и появляется некая ясно сформированная идея–чувство для общества, – педерастия и другие отклонения от нормальной физиологической жизни «отпадают». Уже у римлян, с их следующей степенью организации общества, педерастия – явно осуждаемый порок.
Понятна причина «интеллектуальной педерастии» и в современном обществе. Людей стало много, условия для жизни прекрасны, есть возможность для человека существовать практически без необходимости физического труда, а для общества – выбирать нужных ему тружеников, деятелей из большого количества кандидатов. Не нужно всех и каждого призывать к самоотверженному увеличению людских и материальных ресурсов. Толерантность современного общества к «интеллектуальным педерастам» не в том, что они нужны ему, а именно в том, что – не нужны. Поэтому педерастов контролируют, обеспечивают возможность их собраний, дают возможность "творческой" деятельности — ведь это тоже производство интеллектуального товара для общества и его покупка; способствуют организации развлечений (а и травку, и порошочек – на этом живут многие и многие кланы общества). Ну, живёте среди нас, необычные вы такие, так своё отрабатывайте. Всё происходит с участием специальных служб. Поэтому лучше, если педераст будет явным — его легче контролировать. (А какая среда для осведомителей и шпионов – об этом романы пишут!) Их в некотором смысле культивируют, как кроликов; разница в том, что кролики должны множиться, а педерасты – наоборот. Но в последнее время тенденция лояльности к гомосексуализму уже выходит из-под государственного контроля и приобретает стихийный характер. Что ж, это в какой-то степени "нужно" для перенаселенных обществ; но тем государствам, которым эта проблема не грозит (например, Россия), культура гомосексуализма ни к чему.
Положительная сторона нынешнего признания педерастов обществом — это то, что они получили возможность легально заниматься "своим делом" и не трансформировать его в различную деструктивную деятельность — например, революционную. Это люди больные, с искаженной чувственностью и часто склонны противодействовать традициям общества и его упорядоченной структуре. "Искусство" их, в том виде, котором они его представляют — оно мало влияет на интеллектуальную и реально культурную среду. Вред педерастии в том, что она способна испортить жизнь молодому человеку с небольшими и поправимыми отклонениями в психосексуальной сфере.Что ж, потери неизбежны, но для общества в целом они не особенно значимы.
То, что есть любовь, чисто и оправданно; к тому, что ошибочно считается любовью, всегда примешивается грязное и спекулятивное. Любовь, как производное от сексуальных инстинктов, занимает главное в жизни, и именно поэтому извращенцы занимают незаслуженно значимое место в мировой культуре. Тут эпатаж, воздействие на важнейшую сферу чувств, и когда это дополнительно культивируется…
Педераст не в состоянии понять, ощутить, что он, как человек, настолько возвышен, что, хоть ему и «хочется» противоестественного акта, он не имеет права на педерастию, подобно тому, как не имеет морального права ходить на четвереньках, прилюдно сморкаться в рукав и есть руками в хорошем ресторане — это не только неэстетично, но оскорбительно. И раз он этого не может понять, он неполон внутренне; и причина, как всегда, духовного порядка. Да и — поскольку комплекс высших и низших чувств в человеке един, у педераста в той или иной степени искажен весь этот комплекс. Взгляд гомосексуалиста — чаще всего отличается от взгляда нормального человека; он зол, своеобразен и некрасив. И гомосексуалисты сами это знают, видят друг друга и подчеркивают эту особенность в своих шутках, жестах и других способах коммуникации.
Педерасты, возможно, могли как угодно вести себя при язычестве (хотя и там это не поощряется – род есть род; мораль есть мораль); – но в христианстве к человеку предъявляются уже другие, более высокие требования. Педерастов до наступления всеобщего безбожия общество принуждало ощущать свою вину, и сдерживать физиологические чувства, и пытаться стать нормальными, достойными общества людьми, развивая в себе духовное и преодолевая низшее, – и большая часть, воленс–ноленс, становились ими. А кто не смог, тот, может быть, и достоин бывал жалости, но не более того. Такому человеку раньше просто на основании правил морали не разрешалось проявлять себя в этом отношении “на людях”. А сейчас — не всегда есть чему сдерживать, и бороться с педерастией можно, только воспитывая достойных воспитания и не допуская недостойных воспитывать других в «гейском» духе. Mutatis mutandis. Особой–то проблемы с «геями" нет, просто им слишком много сейчас придают значение (о «практической стороне дела» упоминалось выше), а даже если говорить о них меньше – их как–то сразу вокруг убавляется. А если, кроме слабовольных, предоставить все права и слабоумным? Есть и такие идеи, их можно наблюдать достаточно часто. Очень удивляет цинизм, с которым люди, зарабатывающие деньги в области борьбы за экологию производства, выдвинули в активисты девушку с легкой формой олигофрении.
Однако — рано нам еще пока отказываться от законных правил морали, пока нет альтернативы.
В каждом мужчине есть мужское и женское начало. Это достаточно понятно каждому, кто хоть раз пытался анализировать свои чувства и замечал в себе нечто от противоположного пола. Человек, стремящийся к высшему в себе, но имеющий трудности со своими сексуальными влечениями, должен стараться победить в себе влияние противоположного. Без этого он не может считать себя гармоничной личностью с точки зрения духовной природы человека. Трудно? Есть много людей больных, слепых, инвалидов; они не сдаются своей немощи, борются с ней всю жизнь, и рожают детей, и создают замечательные творения. Неужели всем им легче, чем тем, кто испытывает «сексуальные сомнения»? А, позвольте, такой вопрос: кому «в сексуальном плане труднее»: кто не может определиться, мужик он или баба, или тот, у которого… нет рук? Кто ставит свои сексуальные чувства выше ощущения гармонии личности, тому, естественно, тяжело им противиться. Я знал не одного человека, в котором, при мужской сущности, слишком много женских качеств, женской психологии. Это видно по манерам таких людей, затем, при наблюдении, становятся заметными проявления женского в их поступках. Они – “урнинги”, как называл их Розанов; у них были все шансы стать педерастами. Но они не стали ими благодаря тому, во–первых, что поставили себе цель победить эти проявления, а во–вторых, благодаря друзьям, окружению – людям интеллигентным, которые не подчеркивали свое внимание к этим отклонениям, не стремились их высмеять, относились нормально к их причудам, но старались ненавязчиво их корректировать. Вот пошел бы кто–нибудь из них после школы в какую–нибудь балетную студию, тогда он точно был бы педерастом. А так – у них сейчас нет причин считать себя не мужчинами. Воспитывают детей, любят их до глубины души. И эти случаи, коих много, свидетельствуют о том, что можно победить в себе подобные желания, противные разумной сущности человека.
Гомосексуализм еще можно снисходительно понять – мужчина не победил в себе женское начало, не смог или не захотел побеждать. Но так называемый “бисексуализм” – грязен вдвойне. Это просто, при наличии значительного веса женского начала, – несдержанность и распущенность половых желаний, стремление только лишь к удовлетворению физиологических потребностей без всякой мысли о высшем. Уродство в области чувственности. Ну, что ж, «дяди всякие нужны». Отрицательные примеры нужны всегда; не только героев в окопах каких–нибудь брать для примера.
На взгляд мужчины — противоестественно, что женщины, особенно волевые и самостоятельные, легко находят общий язык с «пидорами». Это вызывает у нормального мужчины негодование. Мужчина ждет, когда женщина обратит на него свое внимание, отдаст должное его усилиям понравиться – а тут вдруг – общие хихиканья с «этим геем». Но это понятно: во–первых, женщину и «гея» сближает более общая, уже не полярная психология, более общие интересы, более сходные желания; а во–вторых, их отношения делает более свободными отсутствие сексуального влечения, всегда вносящего в отношения мужчины и женщины сложность. Признаюсь, мне всегда сложнее общаться с женщиной, которая мне внешне, сексуально не нравится, и я всегда чувствую себя легче, когда «как обычно». Когда я испытываю влечение к нравящейся мне женщине, для меня всё — соответствующе, я чувствую «нормальность», и мне легче общаться. Это усложняет жизнь в другом отношении – дает сожаление, когда я получаю отказ в сближении; но, к счастью, у меня достаточно силы характера для того, чтобы переносить это спокойно. (Ну, а с возрастом – понятно, всё проще и проще). А любая женщина всегда чувствует, когда она нравится, и даже если ты ей неприятен, общение упрощается, становится более непринужденным. (Но до определенного уровня – если дальнейшего сближения не предполагается, то возникает стена: темы разговора ограничиваются). Чувствую себя совсем неловко, когда я общаюсь с некрасивой женщиной, которая ничего ко мне не испытывает. Если она испытывает ко мне неприязнь, тут уже проще – «можно дать волю» ответной неприязни, и это «нормально». Если я нравлюсь женщине, но не испытываю к ней ничего, или же имею неприязненное к ней отношение, то это тоже для меня более–менее. Но когда между нами абсолютная безотносительность – это неловкость, натянутость.
Кроме сознательного неприятия педераста нормальным мужчиной, существует и бессознательная неприязнь. Нормальный мужчина по своему генетическому содержанию – воин, победитель, глава семьи, продолжатель и охранитель рода. И что это тут ещё, внешне похожее на мужчину, но визгливое, плаксивое, прихорашивающееся, заламывающее руки? И что с этим существом делать? Оно не только не годится ни для рода, ни для войны, но оно ещё чего–то хочет от тебя… Бессознательное физиологическое неприятие имеет в природе охранительную роль – мужская природа противится инородному, ненужному, обременительному.
Г.Климов считал педерастию и другие сексуальные расстройства признаком вырожденчества. Он писал о том, что гомосексуализм (как и косоглазие, врожденная хромота и сухорукость, другие особенности такого рода, к которым он относит и рыжий цвет волос) – это признак того, что природе больше не нужен этот род, и она стремится прекратить его. Вообще, теория Климова интересна и не лишена истинной мысли. В части того, что монашество, священство тесно соприкасаются с природным стремлением к греху, особенностями, искаженностью чувственной сферы – его мысли соприкасаются с мыслями Розанова, Достоевского. Его теория не лишена истины, но выводы лишены мысли о ценности индивидуального. Он самым догматичным образом относит все проявления вырождения рода к дьяволу и призывает только к одному – немедленному искоренению этого рода. Он не считает "выродившегося" человека личностью, отказывает ему в праве на существование. Известен такой подход: вместо терапии предлагают хирургию. Две причины тому: безрелигиозность и неразвитость собственной личности. Об этом свидетельствует и сама история жизни Климова.
Допустим, что род, к которому принадлежит конкретная личность, действительно ослаб и слабо способен к размножению, дегенерирует. Нарушена биологическая устойчивость, нарушено физическое здоровье, здоровый комплекс чувственности искажен; при этом искажено стремление к продолжению рода, улучшению, возврату к биологической и чувственной норме. Но является ли это поводом к полной изоляции от «нормального мира» такой индивидуальности, безоговорочному запрещению продолжения рода? А как насчет промежуточных стадий между нормой и дегенерацией? Климов упоминает (и в этом я с ним согласен) о том, что в прошлом такие люди шли в священство, в монашество, — но он не предлагает способов создания современных институтов, учреждений, подобных монашеству. А вот изолировать, запретить, искоренить – это да. Тут не нужно ни глубоких рассуждений, ни… любви к человеку, к личности, ни к признанию ценности жизни каждого и праве на эту жизнь. Да у нас же и время сейчас – немыслимые ранее возможности; генная инженерия; уже клонировать научились, – не лучше ли направить свои силы на создание и гармонизацию личности научным путем, или способствовать этому пути?
Климов судит дегенератов, но приговор известен – павшего закопай, а падающего толкни. Так «работает» как раз «князь тьмы», и Климов этого не отрицает. Он выписывает черным по белому: «Дьявол склонен к самоуничтожению», и провозглашает уничтожение. Кстати, книги Климова можно купить в самых цивильных книжных «букшопах», и не только – на самой что ни на есть Лубянской площади, под самым оком бдительных государственных служб. А ведь Климов предатель, и это черная метка для спецслужб. Что, плохо бдят? Да нет – наоборот, «нужная книга».
Еще одна цитата Климова (из Дени де Ружмона): «Дьявол не может любить и не любит тех, кто любит». Не будем останавливаться на описании Климовым любви, но как тщательно описывает он не–любовь! Сразу видно, в чем человек силен. Всё, что я хочу сказать в результате столь значительного внимания к «теории дегенерации» – что физическое препятствование проявлениям искаженной чувственности – это не метод. Чувственность надо знать; и надо знать, на какие ее аспекты можно и нужно воздействовать. Только так можно будет идти к ее пониманию.
* * *
Огромная часть культуры, вообще, есть проявление двух полярных и устремленных друг к другу желаний: стремления женщины раздеться, подчиниться, дать наслаждение желающему ее мужчине, и стремления мужчины обладать и повелевать женщиной, и получить от соединения обоюдное наслаждение. И насколько же идиотично современное асексуальное уравнивание полов недалекими современными деятелями культуры и социологии, которые должны быть благодарны современному гуманистическому уравниванию в обществе — но не понимают этого.
Заслуга Фрейда в части выявления всеобъемлющего влияния сексуальности на деятельность человека несомненна, описания проявления взаимоотношений полов в реальной жизни – глубоки для времени первооткрытий, но его взгляд на чувственность в целом – пример однобокого, “подобного флюсу”, подхода к действительности. Конечно, Фрейд был первым в области проникновения психологии в реальную чувственность, и поэтому не стоит упрекать его за это. Фрейд – психолог, хотя и гениальный. А ему приписали несвойственные ему и его области деятельности глубины познания, начали, за неимением лучшего, строить теории взаимоотношений, строить “жизнь по Фрейду”. Фрейд был весьма умен, и ему принадлежит несколько очень точных философских обобщений, но он был абсолютно не способен описать нечто духовное. Его рассуждения о том, как описать душу с точки зрения психоанализа, просто смешны и похожи на размышления слепого о солнечном свете (надо отдать должное, Фрейд и не пытался самолично "душу" разбирать, и рассуждал о своей некомпетентности в области духовного).
Наслаждение же (в сексе и во всем остальном) в духовно развитом человеке переходит от цели желания к средству его реализации. В «комплексном» желании, свойственном развитой чувственности, имеется составляющая инстинкта и составляющая разума; и вот насколько больше в комплексе чувств, составляющих желание – инстинкта, физиологии – настолько наслаждение является для человека целью; а насколько больше разума – средства достижения чувственно–духовной гармонии. Наслаждение в сексе не может больше оставаться просто достижением сексуального удовлетворения, оно давно уже вышло за рамки физиологии (для всех ли, однако? – не смог удержаться от сарказма). При наличии цели бытия, пути к ориентиру бытия, наслаждение не просто результат исполнения желания, а тоже, как и всё у нас – один из аспектов бытия. Оно тоже направлено к все той же главной цели, оно также «оформлено», «скорректировано»…
(А вот есть еще отвратительное выражение «заниматься любовью». Я даже не о пресловутой подмене понятий «любовь» и секс». Здесь не цель и не средство наслаждения. Здесь… дело, «бизнес». Это выражение родилось не случайно и очень характерно для современного человекоробота, для которого «заниматься любовью» – скорее не «хочется», а (посматривая на часы, экран смартфона) – «надо»).
Очень характерно для культуры наступившего века совершенное отсутствие романтики в эротических и порнографических фильмах и видеороликах, и даже видно резкое различие с эротикой и порнографией 90-х годов. С одной стороны, это связано с оглуплением творческой части общества, общей его "механизацией", роботизацией; с другой стороны — с феминизацией (старательно нивелируются различия в физиологии и психологии мужчины и женщины), которая есть также великая глупость. Насколько ж нужно не понимать психологию женщины (уж с мужскою-то чёрт с нею, не модно), чтобы отказаться от романтики сексуальности! И поэтому сцены секса подобны работе швейной машины — накрытой чехлом или не накрытой. Вообще, за все время открытого описания и показа секса в культуре — 90% написано и снято людьми, относящимися к сексу лишь как к процессу "сованья" с сопровождающим интересом к острым ощущениям различного рода или реализации психических комплексов. Это люди, как обычно и бывает в масс-культуре — либо графоманы, либо дельцы, иногда и то и другое. Для таких слово "любовь" в лучшем случае просто слово, а в худшем — это то, что они реализовали в процессе, ну, своеродного творчества.
Поскольку в сексуальной культуре уже показаны все виды секса в его естественном виде, наступает время того, что не естественно. О виртуальном сексе мы уже упоминали — но впереди пластические операции, химические препараты, эксперименты в психлогии и физиологии. Собственно говоря, все это уже есть, но пока не массово. А будет — массово и труднопредставимо с точки зрения наших традиционных представлений о сексе.
Дохристианские культуры никогда не были лишены сексуальности, хотя «официально» (в религии) половые отношения представлялись в основном в связи с продолжением рода. Античная и индийская культура открывают эротику в полной мере. На Востоке практически везде культ продолжения рода не обходится без превозношения сексуальности; иногда до абсолютного ее главенства – представления мира через инь и янь, поклонения йони и лингаму. Культ плодородия земли, луна и солнце, лето и зима – всё через сексуальность. В античной культуре, по мере развития самосознания личности – осуществился переход к эротической красоте мужчины и женщины. Но, начиная со времен вступления христианства в свои права, сексуальность была задавлена и поругана, отдельные ее всплески в искусстве осуждаются. Развитие академических наук тоже не способствует ее оправданию. Не до секса тут – «попёр» человек в своем воинствующем невежестве; понесся к сомнительным высотам знания. Тут же и неизбежные «заскоки»; маятник качнулся в противоположную сторону: секс – это ничтожно, стыдно, «животно». (Писано: съели Адам и Ева запретный плод «и устыдились, и препоясали чресла свои»). Забылось давнее стремление к развитию чувственно–духовной сферы сексуальности. Но это не могло продолжаться вечно. С отходом европейской цивилизации от христианства тут же всё и разрешилось само собой. Но что «грядущий Хам» может создать в массе своей? То, что мы и видим теперь, начиная с конца XIX века до нашего времени. Бульварные романы, порнография, масса голого тела, половые акты в нормальном и ненормальных видах. Если попытка научного исследования – то это всего только Фрейд (австро–германская «среда обитания» + еврейский рационализм) с его последователями. Ныне же – «пропаганда безопасного секса» – «инструкция по пользованию».
Нужно отметить, что препятствиями для пропаганды сексуальности в средние века явились потребность в снижении рождаемости, а также — распространение болезней (рост коммуникативности и одновременно совершенствование вирусов).
Но ведь не так, не оттуда идем! надо бы, наверное – через чувственную сферу, как мы определились в наших рассуждениях, далее через культуру, искусство. В русской культуре есть попытки в этом направлении, соответственно времени и обстоятельствам. Пушкин пытался сформировать реальную, жизненную любовную лирику, но не повезло ему ни с характером, ни с жизнью самою. Достоевский – это интуитивные попытки, лишенные системы (вспомним рассуждения Мити Карамазов о женской красоте, и брата Алешу, князя, проблемы Ставрогина, Раскольникова и Сони; вообще, все произведения Достоевского, как это ни парадоксально — о реальной любви с ее проблемами того времени). Соловьев – первое наше философское исследование. Розанов – систематизированные попытки. Этого в семейную сферу утянуло; видимо, слишком буйный в душе был, и радовался тому, что семья его жизнь упорядочила. Но он уже способен был говорить обо всем. А вообще, в русской литературе всё, что касается любви и секса — проблемно, и соответствует положению дел "неустоявшемуся", характерно другим российским проблемам того времени. Вот у Достоевского, например, во всех его произведениях, кроме разве что "Игрока" (кстати, там имеется в виду Суслова), секс не нормальный. И Настасья Филипповна с Грушенькой у него — одинаковы, и, что называется — не дай Господь.
Ну, а на Западе… Здесь сексуальность «вовремя» была представлена в живописи и скульптуре. Запад просто воспринял ее в скульптуре от античности и совсем немного развил в живописи. Но всё, «что написано пером» – увы, дрянь. Тут ничего лучше античных романов и лирики не создано. (Ну, может, что-то во времена Бокаччо и Вольтера — в те периоды расцвета культуры, когда писатели чувствовали себя либеральнее). На сексуальную культуру, как и на всё остальное, влияет опять же индивидуализация, развитие самосознания. Наверное, первое в западной культуре, что создано конкретно в области научного подхода сексуальности – это фрейдовская психология, а лучший описатель сексуальности – это сам Фрейд. Но вся сексуальная культура конца двадцатого века (равно как и не только сексуальная) – это всё сенсация, патология, эпатаж. Всё не ради исследования, не ради совершенствования, а ради альтернативного эквивалента духовности. Мы об этом эквиваленте уже говорили. Это деньги.
В иудаизме сексуальности в целях продолжения рода придается огромное значение (и не случайно, что Фрейд — еврей, отошедший от ортодоксальных традиций). Но что касается чувственности, наслаждения, эротики – ноль всего этого. Как и вообще ноль литературы, скульптуры, живописи. Так — а зачем? Чистая механика и аналитика до талмудического умопомрачения, как всё и есть в иудаизме. Простите, излитие семени для продолжения рода, а всё остальное – когда, зачем, как, с какой частотой, с какими обрядами и деталями. Какое там чувство, когда у ортодоксов – притча во языцех – вплоть до секса через дырку в простыне! Сопоставьте с Камасутрой или «дао любви» (последнее — это современный, западный проект на эту тему) – какая пропасть между культурами сексуальности!
И опять же не удержусь от «похвальбы» – мы все принимаем в свою культуру, каким бы образом это не выглядело, и Камасутру, и «сексуальную аналитику». Фрейд дал нам ориентир, и мы прошли его, и пошли дальше. Разберемся и упорядочим на пользу. Имя Фрейда теперь – в истории, наряду с именами Захер–Мазоха и де Сада. Кунсткамера.
Однако теперь – существует современная эстетика сексуальности, в основном вне философской сферы. (Для академических философов всегда существовали проблемы важнее сексуальности, а для медиков и физиологов сексуальность – это нечто сходное с гигиеной. Остается – что? искусство, конечно; – не считая «нелогических философов», вытесненных в «эстетики»). Каково искусство – такова и та эстетика. «Эротика» – это и есть эстетическое выражение сексуальности. А, пожалуй, и «порнография», только правильнее было бы сказать – порнотика. Это тоже своего рода эстетика, отрицательного направления. Я легко отвечу на вечно «неразрешимый» вопрос нашего демократического времени – что есть эротика и что «порнография»? Ответ проистекает из самого значения слова. То, что вы считаете изображением разврата – это «порно–графия». То, что вы не хотели бы показать своим детям – это «порнография». То, что интеллектуальная элита общества не считает возможным для общего обозрения – это «порнография», порнотика. Проблемы нет. Выберите критерии – хоть демократическим, хоть цензорским путем – и придерживайтесь их.
Сексуальная культура сейчас более «приемлема» для общества, чем в раннехристианские и средневековые времена, когда сексуальный культ тяготел к варварскому, дезорганизующему влиянию. Человек подходит к более высокой степени самосознания. Он самоорганизуется и в этом направлении. В этом и вопрос эротики и порнографии. Эротика – вектор в положительную сторону, а вектор «порно» – в отрицательную, губительную для саморазвития.
Чем любовь полов отличается от секса? грубее скажу – «траханья»; этот вопрос занимает общество гораздо более сократовой задачи. Да всё тем же самым: нет понимания противоположной индивидуальности – нет и привязанности, нет и конца поиску партнеров. Вот поэтому все идеальные распутники, имена которых стали нарицательными – Дон Жуан, Казанова, "у нас" — Федор Карамазов – никогда не останавливаются на одной. Как самцы у большинства животных. Они не находят своего идеала, потому что не его ищут. Инстинкт не стремится к идеалу, он стремится к количеству.
Количественно большая часть всей нашей культуры, подавляющая ее часть посвящена отношениям мужчины и женщины. На втором месте, видимо, война.
Современная же история – это история мужчин и прежде всего история войн. Так произошло благодаря патриархальному устройству исторического общества, начиная с самых ранних известных дат (ну, а доисторический период – так это просто традиционное поведение млекопитающих, приматов). Люди всегда воевали друг с другом и с природой, а в войне главное – сила, физическая и духовная. У млекопитающих одному полу дана сила материнская, для выращивания плода и его вскармливания; другому, соответственно, – сила физическая, для защиты потомства и добывания пищи. Что касается ума, то он не обязательно должен быть присущ главным образом сильному полу. Но в результате постоянного «разделения труда и обязанностей» за многие тысячелетия развития человеческого общества, видимо произошло определенное смещение умственных и чувственных способностей: у мужчины по сравнению с женщиной – в сторону увеличения объема памяти, а главное – в сторону вариативности и быстроты мышления. У женщины по сравнению с мужчиной выше чувственность («женщина живет не умом, а сердцем»); заботливость, хозяйственность женщины – это проявление ответственности за продолжение рода. Физическая сила мужчины комплиментарна здоровью женщины и ее выносливости в экстремальных условиях, что доказано биологическими опытами и наблюдениями. Эти различия полов, по–видимому, обусловлены не только природой, но и развились в результате многолетней эволюции. Почему, например, женский алкоголизм разрушительней, катастрофичней мужского? Потому что весь чувственный механизм женщины острее – но слабей его психологическая защита от внешнего воздействия. Он резче и шире «раскрывается» навстречу влиянию алкоголя.
Матриархальные общества, возможно, существовали (признаки наблюдаются у южноамериканских и африканских племен) в доисторические времена, на племенной ступени развития общества, когда такое общество или группа людей находится в локальных условиях, имеет возможность жить в отсутствие контакта с другими племенами. Такое племя живет в условиях достаточной обеспеченности пищей, практически не нуждается в одежде, совершенствовании орудий труда, и в этот период не испытывает потребности в физической силе его представителей. Рождение и смерть человека – это главные и неминуемые события, и мать – продолжательница рода – по мере развития сознания человека приобретает сакральность, главенствующее положение, по крайней мере в семейной сфере. Но это скорее культ или табу, нежели реальное «женоуправление». А по мере того, как данный род множится, а природные условия для существования ухудшаются, контакты между племенами неизбежно происходят все чаще. Мы говорим – «контакт», подразумеваем – война. А это дело мужчин. Поэтому «матриархат» заканчивается, и начинается… история.
В конце XIX – начале XX вв. этнографы пришли к заключению, что наука не только не располагает данными для реконструкции матриархального общества, но не знает ни одного реального или исторически описанного общества, где бы функции власти систематически осуществлялись женщинами. И это факт, как бы он ни был неприятен значительной части населения земли, и какой бы обструкции он ни подвергался со стороны феминистически настроенных «прослоек» общества. Да, мифы об амазонках имеют какую-то основу; да, отдельные племена с проявлениями матриархальных отношений существовали и существуют, но это все случаи для истории исключительные. И, к сожалению для женщин, которые не выносят фразы: «наше дело – воевать, а ваше дело – рожать детей», я вынужден ее повторить. Да и вообще, было бы странным, если это было бы не так.
А кстати, что в этом плохого или неправильного?
В латинском языке понятия animus и anima, в отличие от тех значений, которые чаще всего можно найти среди современных справочных сведений, означают не одно и то же понятие (якобы душа мужского и женского рода), а разные — всемирный (и, естественно, божественный) дух, замысел — и человеческая душа, жизнь, ранимая и смертная. Это термины из другой, прошедшей эпохи, когда понятие "человек", "муж", "антропос", "mann" во всех языках означало только мужчину. И ничего случайного в этой закономерности нет — таков мир. "Замысел" — относится к мужчине, "душа" — скорее к женщине, потому что именно женщина — носительница души. Зачатие и рождение человека — воплощение замысла, рождение живой души (или ее реинкарнация, если хотите — в других религиях).
Меня часто упрекают женщины в том, что я недооцениванию умственные способности женского пола. К счастью, я сейчас нахожусь в возрасте, в котором меня и моих подруг уже не особенно касаются модные проблемы современного общества, которое разрабатывает темы полного равноправия и полной идентичности мужчин и женщин во всех сферах деятельности. Это, конечно, глупость, но сейчас людям, которые оценивают эту глупость соответственно, говорят, что они подвержены "сексизму", "женоненавистничеству", "мизогинии" и проч. Что тут можно сказать? В отдельных частях современного мира можно увидеть остатки прежнего отношения мужчин к женщинам — это там, где женщин нет на улицах, где они не должны показывать иногда не просто какие-то части тела, а и лицо — вот это отношение мужчины к женщине до совсем недавних пор вообще. Везде. Изначально человеческий мир — это мир борьбы и силы, как и во всей живой природе, у приматов популяцией руководит самец, и до недавних пор он всем и распоряжался — не столько по своему хотению, сколько по потребностям общества, "так, как — надо". Например, у женщин в античном Риме не было… имен, они получали их по мужу после замужества. А в России в конце 19 века женщин не всегда включали в перепись, и можете не сомневаться, что такое же положение было во всех государствах Европы, которые после разрушения России стали считаться более прогрессивными. Количество душ на землевладельца обычно считалось без учета женского населения (важным было не столько количество рабочих рук, а количество тех, кто пойдет воевать). Таков был, и таков этот мир сейчас, уже в меньшей степени; и то, что сейчас отношения мужчины и женщины уравнены — конечно, с учетом физической разницы полов и благодаря техническому и научному прогрессу, позволяющему это сделать — несомненный прогресс человечества в моральном отношении. Но не нужно доводить всё до абсурда — мужчины и женщины разные. Сейчас у человечества есть возможность жить без войн, снижать зависимость отношений между людьми от физической силы, воинственности, быстроты реакции — и это позволило уравнять в правах мужчину и женщину. Мы получили эту возможность благодаря развитию наших умственных способностей, но когда люди вслед за уравниванием полов начинают рассуждать о фактическом равенстве их возможностей, о выборе пола, о то ли трех, то ли шести полах — приходит (не ко всем, конечно) понимание того, что люди еще очень глупы.
Гнетущая женщин книга Вайнингера начала прошлого века, первое публицистическое исследование различия полов – это, конечно, преувеличение разницы мужчины и женщины, — хотя во многом я с ним согласен, с учетом реалий тех времен. Главная правота Вайнингера – гораздо менее развитая индивидуальность женщины по сравнению с мужчиной. А индивидуальность – это основа творчества мира, и именно поэтому мир человека – это есть мир мужчины. Ошибка все та же, на которой погорают все рационалисты – сведение к логике явлений, несводимых к логике. «Широк человек – я бы сузил»; и Вайнингер сужает. Он все сводит к черному и белому, к «да» и «нет», к идеальной женщине и идеальному мужчине. Да ведь ему было только 23 года, и его гений не успел раскрыться; и век-то какой был на дворе? это время известно нам больше по Фрейду, который, с позиции нынешних знаний о человеке, в той же степени им не соответствует. Вайнингер отрывается от реальности непростительно, прямо говоря – разум, логика – это светлое, жизнь, будущее, идеал – мужчина; род, половой акт, безнравственность, ничто – женщина. У него не было ясного представления ни о человеке в целом, ни о духовности и культурном развитии. У него не было никакого уважения к роду, потомству (а у нас много таких было в конце девятнадцатого века – не помнящих родства, и, кстати, Соловьев один из таковых). И личное представление о чувственном комплексе у него довольно примитивно, хотя наблюдательности – через край. Вайнингер всё же оказал сильнейшее влияние на современную философию, и хотя мужчины особо его книгу не публикуют (надо отметить и то, что его мыслям сильно навредили нацисты, как они навредили всем, чьими трудами воспользовались для развития своей дьявольщины), а женщины, видимо, должны её ненавидеть – но направление его мысли – всё же к истине; «у тебя болит голова, и ты никуда от этого не денешься».
Женщина, не родившая ребенка – не полна. Личность женщины не вполне реализуется без ребенка – Вайнингер умер слишком рано, для того, чтобы это написать – а не написал, потому что не ощутил. А я это без Вайнингера понял, и довольно рано; но так же как и любой – ощутил причину только в определенном возрасте, за тридцать. Вообще, после этого возраста женщина может произвести большое впечатление на зрелого мужчину только как мать – реально или в потенции. А все остальное, что она «изображает», в чем пытается себя реализовать – это все временно, подобно вспышке, легкому увлечению… Комсомолка, спортсменка, скалолазка, философия, диссертации – все это так недолго… «Солнечный удар», «легкое дыханье», романтический прилив или восхищение; всё это так временно и непрочно, и оба потом недоумевают – почему? куда ушло всё это?
А это природа–матушка пришла, напомнила…
В наше время, время неограниченной свободы всех видов, поведение феминисток – явление вполне закономерное. В этом виноваты и мужчины. Раз женщины говорят, что мы их угнетаем, значит, либо это так, либо мы не в состоянии доказать им обратное. Хоть у мужчин больше развита логическая умственная способность, но, видимо, ее недостаточно для того, чтобы не превращать силу и ум в культ и не считать себя выше и совершеннее женщин. Еще одно свидетельство того, что человечество недооценивает чувственную сферу и не уделяет ей нужное внимание.
Но, конечно, у роботоподобных евроамериканцев уже готова своя программа. Тут феминизм – это род занятия. Когда есть много свободного времени (которое неплохо было бы использовать если не для самопознания, то хотя бы для повышения образовательного уровня), то человеку необходимо чем–то его заполнить. Во многих «цивилизованных» странах феминизм почти добился своих идеалов – они ведь просты и легко достижимы – не считать женщину отличной от мужчины и общаться с нею одинаково, как с мужчиной. И теперь наших российских, не запуганных судами и презрением женского общества вольных мужиков иногда мутит от вида неопрятных, обрюзгших, непричесанных, злобно–равнодушных особей, в детстве называвшихся “girls”. Не дай Бог никакой girl стать “Карлой дель Понте”, «Кондолизой», «Хиллари» – лучше пусть “обабится по полной”.
Женщины сердцем любят умных мужчин, но опасаются сближаться с ними. Ведь мы предпочитаем по жизни иметь отношения с людьми, которые не умнее нас; их легче разгадать, над ними проще пошутить, посмеяться. Женщины проще сближаются с глуповатыми, но сильными самцами. Тут и природный зов, и меньше «опасность» духовно подчиниться умному мужчине. Наша гордость, к которой нас привело самопознание, трудно переносит необходимость подчинения, и это свойственно и мужчине, и женщине. Кроме, того, одна из причин уважительного, но осторожного отношения женщины к «шибко умному» – это недоверие, некая ревность к его интересам и уровню – а ведь он за книжками будет сидеть, а не посуду мыть! и спорить с ним как? и в магазин за продуктами его не загонишь…
Сильней и зависимость самца от самки, нежели нашего ума от чего бы то ни было, кроме другого ума. А женщина не сильна сама по себе, она сильна от мужчины и при мужчине, который рядом. Природа здесь проявляет себя рационалистичным образом – ей не нужно «высших» отношений, ей нужно потомство, род.
Некоторым женщинам свойственно желание нервировать мужчин. Я часто в своей жизни сталкивался с этим. Намеренно говорит какую–нибудь глупость, или то, что она точно знает – мне не нравится – и смеется, когда мужик начинает нервничать. Причина этого: ей хочется, чтобы мужик от неё зависел. А он сильнее, и умнее, и, в общем–то, независим – он и поесть себе сам найдет что, и может уйти к другой; и делает вид, что слушает, а сам поступает по–своему. А так хочется, чтобы он был зависимым; вот и давай уколю его побольнее, пусть почувствует! Мужчинам это свойственно в меньшей степени – они ищут логические, доказательные средства превосходства, и используют их в соответствующих условиях. Но кто послабей характером или тем же умом – тоже, бывает, любит зацепить друга за больное, не найдя способ убедить его в собственной правоте.
«Стервозность» женщин (слово происходит, видимо, от «остервениться» – впасть в бешенство, ярость) рождается от необоснованных притязаний на собственную значимость в глазах мужчины. Здесь также происходит преобладание неосознанной чувственности, эмоций над логикой. Имеется богатая чувственность и слабая способность к логике, неспособная охватить все обстоятельства жизни и отношений. То, что у мужчин проявляется как «самодурство», соответствует «стервозности» у женщин. Самодурство представляет собой определенные логичные действия, связанные с самоутверждением и часто унижением другой личности; стервозность – истеричные эмоции, выражение которых преследует цель достичь «значимости» или материальных благ. В наше время очень распространена стервозность, основанная на стремлении к материальным благам, поскольку именно их количество считается главным достоянием человека. Женщина использует желание мужчины обладать ей, и осознанно и неосознанно, не задумываясь о том, к каким «маленьким трагедиям» это ежечасно приводит. Мужчина же, либо испытав такое отношение не раз и не два, приходит к выводу о том, что женщин надо покупать и выбрасывать после использования. Такое отношение легко укореняется в мужчине; «мужская память» богата историческими традициями по части унижения женщины. В целом это приводит к обоюдному унижению во всех смыслах этого слова, и к всеобщей бесчувственности.
Конечно же, всё начинается с любви. Способность к ней еще не утрачена в наших генах. Неприятно видеть, как два человека, которые нравятся друг другу, занимаются обоюдной интригой, цель которой – «поиметь» с другого. Любовь переходит в «сексуальный товар», и так и рассматривается обеими сторонами. И чем более духовно развиты эти люди, тем тяжелее последствия такого отношения. Отсюда потом – и пьянство по жизни с нелюбимой, но дорого купленной женщиной, которую хоть привяжи, хоть отвяжи; и надуманный героизм – «я сама воспитаю своего ребенка».
Чувства легко искажаются, становятся чужими, если за ними «не следить». Первой умирает любовь, как самое сложное, возвышенное и наиболее совершенное из чувств. Один из самых простых способов уничтожения любви на корню – представление её как секс. Вот в России любовь еще есть, я знаю. Когда у нас секс еще был «запрещен», культура получала возможность сосредоточиться на том, что сопутствует любви, но не связано напрямую с сексом. Теперь же – вот, бери, или же — покупай (последний вариант все чаще). «Зачем любить, зачем страдать, коль все пути ведут в кровать?» Можно, я думаю, сохранять и развивать любовь через сексуальность. Но для этого нужно быть – интеллектуально развитым человеком. Нужно для этого быть философом. Эстетика сексуальности – то, во что мы трансформировали отношения полов – это творчество, а не «само собой получилось».
Второй способ уничтожения любви – это пошлость в общественном масштабе. Этот способ особенно силен в сочетании с первым. Вот, например, пришедший к нам вместе с «ветром перемен» день св. Валентина. И до нас дошли глупенькие открыточки–«валентинки» с цветочками, сердечками и пухленькими губками. Ди–джеи, ряженые сутенеры и подобные им персонажи умильно поздравляют друг друга и рекомендуют всему миру следовать их примеру. Дорогие мои, это не то достижение западной культуры, которому нужно следовать. Если «они» празднуют «день влюбленных» раз в году таким образом, то это явно не главное, не всеобъемлющее в «их» жизни. Заведомо не всеобъемлющее! Что для «них» главное? Другое, не любовь. Различные заменители любви, заменители духовного.
У меня нет потребности праздновать «день влюбленных», тем более никак не увязанный с православным календарем (это не главное, но тоже имеет свое значение). Потому что для меня сама любовь – несравнимо главнее этой традиции ее опошления. Когда я люблю, я ощущаю цель жизни. Я повторю за поэтом, что я живу, когда испытываю любовь. Нельзя, преступно замещать это ощущение пошлостью.
Через пошлость мы смешиваем любовь с продажей тела, проституцией. Не могу «клеймить позором» проституцию с «моральных позиций» (каждый человек, пришедший к проституции – это своя, уникальная трагедия души и жизни, этому — содрогаться надо), но ничего нет страшнее для психологии человека, когда ему внушают, что «любовь» – это тело, за которое ты должен платить. Кто утверждает это, побуждает кого–то к этому – тот всё продает разом, весь смысл и способ существования – и ко всем библейским грехам переходит «напрямую», без всяких промежуточных станций.
Ну, и третий вид уничтожения любви – это тоже пошлость, но втискиваемая в сознание через остатки распавшейся религии, на которой паразитируют сектанты различных видов. Мы имели с ней знакомство, когда к нам начали приезжать различные миссионеры. По сути своей всякий миссионер есть проходимец, «рекламодатель», коммерсант. И когда проходимец забивает нашу чистую память монотонными правилами и заклинаниями, призванными заместить наше неосознанное, но существующее в ней отношение к высшему в нас, и пытается взамен всего этого убедить нас, что все гораздо проще – «God loves you!», то он просто зарабатывает на нас. Не остается духовной сути ни от «God”, ни от «love”, но остается заработок. И это сейчас характерно для всех религий. Вообще, кто–то (подумайте, кто?) хорошо приобрел на миллионах оболваненных, считающих себя верующими.
* * *
Что сказать еще о любви? я устал от этих «мудрствований»… вы же – тем более. Поскольку я пока еще скорее человек чувства, чем разума – я скажу так: не чувствовал бы и не знал я смысла жизни, если бы не любил.
Когда в конце января – начале февраля появляются первые лазурные проталины на мрачном, кусковатом небе, и начинает дуть легкий теплый ветер, и всё наполняется волнующим теплом, и вот–вот начнет само собой теплеть и таять, – оттаивает и расслабляется, раскрывается навстречу чувствам и душа человека, сдерживаемая до поры до времени необходимостью противостояния холоду, выживания. И вся она наполняется легким весенним чувством – пора! Пора любить, чувствовать, желать, надеяться, действовать! Скоро не нужно будет больше бороться организму против холода, и можно направить высвободившиеся силы на осуществление всего того, на что предназначена наша человеческая жизнь. Становится легко и свободно; и стремление к свету, весне, радости заставляет забыть все наши привычные, надуманные дела и наполняет душу тем ни с чем не сравнимым ощущением, которое названо когда–то – sensus veris – чувство весны; чувство, ведущее нас к любви. А разум, логика – отступают. Их время еще прийдет, но «после», «потом». И вообще они – «после».
В любви человек ощущает вечность. Когда не нужно ничего больше тобой совершенного – это и есть ощущение вечности. После встречи с любимым человеком ты ощущаешь, что ты сделал должное, ты реализовал свое предназначение, свою индивидуальность, свою уникальность. Ты нашел своё в жизни, ты нашел свою жизнь в вечности и занял свое место в ней. Да, ты можешь еще многое создать, но это уже – «как получится»; ты это понимаешь разумом, – но чувством, всей сутью своей ты ощущаешь, что хоть один раз совершил главное. Да, ты по-прежнему остаешься смертным… Да, ты по–прежнему обладаешь ничтожно малым, ты почти ничего не достиг от своего идеала. Но…«Можно умирать теперь» – самое важное сделано, испытано, передано другому. Все остальное ограничено продолжительностью твоей жизни; ты можешь ощутить это еще и еще раз – любя сексуально, духовно, помогая в жизни родным, друзьям, «раздавая «правой», не ощущая, что делает «левая» – но если ты любил всем своим существом хоть раз – ты прикоснулся к вечности, ты тоже создал вечность.
* * *
Мужчина и женщина, обнимающиеся, целующиеся, лежащие в постели, часто говорят друг другу фразы вроде: «ты меня не любишь!» и «любишь ли ты меня?» Глупые это слова. Человек просто хочет что–то услышать в ответ, когда это говорит. Ему нужно подтверждение, что это так. На самом деле любовь давно объединила их, произошла между ними. И когда проходит то, чем они физически и духовно нравились друг другу, – глупы они, если только это считали любовью. Если нужно им расставаться, то это не значит, что между ними уже нет любви. Они просто ставят другие чувства и житейские необходимости выше нее. Они не смогли понять, что любовь уже стала частью их жизни. Она может уйти из жизни только вместе с памятью.
Всё со временем постепенно уходит из памяти. Стирается значимость событий. «Я победил…», «я достиг…», «я стал..» – ну и что это всё лет через десять–пятнадцать? Это становится таким не важным, не значительным, не великим… (А скоро прийдет миг, и всё это станет совершенно ничтожным). И только твои встречи, расставания, чувства твои к ней (к нему, к ним!) – это всегда будет с тобой. До этого последнего мига.
Да это всё только и нужно тебе. И в этот миг, и всегда. Всё остальное можно не знать, но только без этого не ощутить смысла жизни.